Восемь-восемь, или Предсвадебный марафон - Страница 46

— Ну вот, вы же сами сказали: чтобы меня побольнее ударить. И как я должен после этого к ней относиться? Нет, Нина Михайловна, воспитательные беседы вы с дочерью проводите, а меня учить — не надо. Единственное, что могу обещать, так это то, что больше звонить вам домой не буду, чтобы с Ленкой еще сильней не поругаться. А что касается мира во всем мире — увольте. Я первый шаг из принципа делать не буду. Меня унизили, меня оскорбили, а мне как в заповедях — вторую щеку подставлять? Вот уж дудки! С Ленкой мириться, да еще так униженно, мол, прости Леночка, я так больше не буду — это себя не уважать.

— Ну что ж, Олег, дело твое. У тебя своя голова на плечах, вот и думай. За деньги — спасибо тебе огромное. Если бы только знал, как они нас сейчас выручат! А насчет Ленки — подумай о том, что я тебе сказала. Я же не призываю тебя немедленно забыть все обиды и начать все заново. Сам знаешь, что, по крайней мере, в данный момент, это невозможно. Ты Ленку сам прости, внутри. И себя прости. А как сможешь с этим справиться, тогда и будешь думать, как мосты налаживать.

— Что-то вы чудно говорите, Нина Михайловна! А себя-то мне за что прощать?

— А ты подумай. Наверняка найдешь, за что. Когда пара расходится, априори одного виноватого в этом нет. Оба свою руку к этому приложили. Ты не для меня, не для Ленки — для себя пойми, в чем твоя вина. Ладно, закончим этот тяжелый разговор, все равно он ничего не решит. А то время бежит, тебе с Санькой играть последние десять минут осталось. Нам уже домой пора.

— А что с розетками делать будем? Если никого не найдете, могу и я подъехать. Мне, чтоб их установить, часа два понадобится. Только вот как с Ленкой вопрос утрясти? Нам с ней сейчас лучше бы не видеться, сами понимаете.

— Я подумаю, как нам лучше все обстряпать. Может быть, угоню Ленку в какой-нибудь магазин на окраине, чтоб ей только туда-сюда езды на полтора-два часа было. Или в поликлинику отправлю. Все равно справки собирать нужно, вот пусть и начинает. Ты по вечерам свободен?

— И да, и нет. Если заранее не предупредить, могу сорваться на извоз. Лучше в какую-нибудь субботу все организовать. Можно, кстати, и в следующую, я как раз ничего на нее не планировал.

— Хорошо, я тогда тебе позвоню. Ну что, Санька, сделай папе ручкой! Вот молодец, как он машет! Ну, садись в коляску, а то нас мама заждалась. Да и кормить тебя пора. А потом в кроватку и бай-бай. Да, Санька?

Ликвидатор распрощался с тещей и сыном и поехал домой. Сегодняшняя встреча что-то взбаламутила в душе и оставила свой едкий осадок. Да, он обрадовался, увидев Саньку, но все равно основным лейтмотивом этого вечера осталась пронзительная грусть. Того, что он услышал от тещи, он явно не ожидал услышать. Преподнесла ему Нина Михайловна сюрприз, какого не ждали. За что он должен простить себя? В чем его вина? Он виноват в том, что Ленка ушла от него? Так что ли? Но теща его в этом вроде и не обвиняла, хотя и могла, если исходить из этой логики. Так в чем смысл этого прощения?

Когда мозги от напряженных раздумий закипели и развернулись поперек черепной коробки, Олег плюнул на все и перестал ломать себе голову над тайным смыслом слова «простить». Пусть лучше Ленка об этом думает. Ей полезнее.

* * *

Кристина последний раз тронула кисточкой холст, внимательно его оглядела. Нет, вроде, действительно все. Уф, как же она устала! Не ожидала, что этот простой пейзажик займет у нее целых три дня! Рисовать всего нечего, да и композиция попроще, чем у первого, а так вымотал, слов нет! И вот, поди, скажи, а что в нем этакого, чтобы столько сил и времени на него тратить, — и не ответишь. Только каждый мазок на нем — словно мысль. Подумал, и положил краску, подумал — и новую смешал. Когда она в первый день поняла, что еще вот-вот и сумерки, а пейзаж только общими тонами намечен, такой шок испытала — не передать. Фомич к ней три раза подходил, воды приносил и спрашивал, не хочет ли чаю или пообедать. Когда в третий раз подошел, то велел сворачиваться, мол, негоже еще и ужин пропускать, никуда от нее лес не убежит, завтра дорисует. Вот тогда-то Кристина и вернулась в реальность: охнула, оглядевшись по сторонам, и начала паковать мольберт.

На следующий день встала она поздно, видимо, вчера здорово вымоталась, поэтому дорисовывать пейзаж отправилась уже за полдень. Да еще и с Фомичом почти два часа проболтали ни о чем, попивая ароматный чай с остатками карамели. Понятное дело, что опять ничего не успела, только общие и дальние планы закончила. А вот сегодня оставалось доделать самое лакомое и само ответственное — детали. Листья с ближних деревьев, травинки, полутени от туч. Да еще попробуй это сделать, если все вокруг все время меняется. Не скажешь же солнцу: свети-ка мне, голубушка, строго под вот этим углом, и чтоб тучи тебя не загораживали.

Зато теперь точно все готово. Все, что она хотела нарисовать, уже на холсте. Только вот неясно, лучше эта картина первой или такая же? Самой не понять: глаз уже замылен, а рисунок даже раздражает чуть-чуть. У нее такое часто бывает, именно в первые минуты после того, как работа закончена. Устает она от однообразия, даже если это — ее собственная картина. А тут шутка ли: целых три дня на одно и то же любоваться, да еще в двойном варианте, на натуре и на холсте. Вот пройдет день, а лучше неделя, тогда и можно будет сказать, радует ее эта вещь или нет.

Так, теперь аккуратно пакуем холст, чтобы свежие краски не смазать, и тихонько движемся до дома, до хаты. Фомич наверняка уже что-то накашеварил, а желудок громко кричит и бурчит, мол, хозяйка, поимей совесть, обрати на меня внимание. Интересно, что Фомич теперь скажет? Опять про столяра и молоток песню заведет? Или что-то новенькое придумает? Очень интересно. Аж не терпится пейзаж ему на стол положить, ноги сами бегут в сторону избушки.